Вчера Лисска приходила.
Я ее спрашиваю:
- Чего тебе?
А она мне:
- Здравствуй!

Ладно. Подавился я чаем и предложил ей войти.
Одета она была хорошо. Сорвала у кого-то золотую гардину вместе с палкой этой, и теперь куталась в блестящую ткань на жреческий манер, а палка в руках.
Я - свет, я сказал Лисске "обожди", а сам пошел порыться в Шкатулке. Среди россыпи бриллиантов, разных там изумрудов и яхонтов, среди перепутанных бус, колких брошек и 2х обгорелых от войны фотографий я нашел искомое.

- Лисска, иди сюда! - сказал я.

Она подошла, и я протянул ей маленький железный ключ от подвала Михаила Степановича.
Она схватила его, и стала жадно всматриваться, то в него, то в меня.
Она не совсем верила в его подлинность.
Меня это не трогало.

- Смотри не потеряй, - сурово сказал я.

Лисска отрицательно замотала головой, потом в порыве психозной радости бросилась меня целовать (я стоял словно каменный), потом быстро прицепила ключик к цепочке на шее, подобрала полы гардины и выбежала в открытую дверь.
Я слышал, как она стучит своей палкой сначала на лестнице, а потом по асфальту на улице.

Вечером, проходя мимо дома Михаила Степановича, я слышал как из распахнутой двери его подвала доносятся и хруст, и чавканье, и чего только не доносится.
Я заткнул уши пальцами, и, напевая "лалала", зашагал прочь.